О детях М. Е. Салтыкова-Щедрина
Лидия БОГДАНОВА
МИХАИЛУ ЕВГРАФОВИЧУ САЛТЫКОВУ-ЩЕДРИНУ.
В день рождения нашего выдающегося земляка хочется вспомнить о его семейной жизни, поговорить о любимых детях и их уникальных фотографиях, чудесным образом оказавшихся в фондах Государственного музея истории российской литературы им. В. И. Даля (Государственный литературный музей)
Мы привыкли думать и читать о М. Е. Салтыкове-Щедрине, как о строгом и требовательном государственном чиновнике, ярком писателе, беспощадном сатирике, блестящем журналисте, удивительном редакторе известного журнала 19 века «Отечественные записки». Крайне редко обращаемся к его личной, семейной жизни, которая очень много значила для него.
После окончания Императорского Царско-Сельского лицея Михаил Салтыков был определен на службу в Петербург в канцелярию Военного министерства. Литература же всегда владела им больше всего и была интересом всей жизни. Прослужить в Петербурге довелось всего лишь около трёх лет. За вольнодумие, усмотренное цензурой в содержании первых опубликованных повестей «Противоречия» и «Запутанное дело», а также критику существующего государственного устройства, на службе которого Салтыков находился, начинающий карьеру чиновник был отправлен на службу в Вятку, а вернее в ссылку и срок этой ссылки не был обозначен.
Можно себе представить: каково это было для 22-х летнего образованного, энергичного человека, привыкшего к столичной жизни, вдруг оказаться в далёкой глухой северной провинции. И никакие попытки избавиться из Вятского плена не помогали. Он писал брату из ссылки: «Как горько для меня это изгнание один Бог знает. Без ужаса я не могу представить себя в Вятке стариком».
Но среди всех ужасов и проблем ссыльной жизни в Вятке произошло очень важное личное событие – он встретил там будущую супругу и влюбился на всю жизнь. В доме непосредственного начальника — вице-губернатора Аполлона Петровича Болтина начинающий чиновник познакомился и подружился с его дочками-близнецами, двенадцатилетними девочками Лизой и Анной. Как вспоминают очевидцы, всегда сдержанный и суровый Салтыков «был очарован сестрами, их кудряшками и серыми глазами». Поначалу Михаил влюбился в обеих, Анна была умная, а Лиза красивая, но в итоге выбрал именно Лизу.
Когда Салтыков решился попросить руки и сердца красавицы — ей было пятнадцать, поэтому по настоянию отца влюблённый молодой человек покорно ждал, пока его избранница немного повзрослеет.
Практичная и деловая маменька, Ольга Михайловна Салтыкова, которая в это время ловко управляла хозяйством, живя в Тверской губернии в родовом имении Спас-Угол, была настроена категорически против женитьбы сына. Но Михаил и не подумал уступать, он женился против ее воли на бесприданной Лизе Болтиной.
6 июня 1856 года в Москве в Храме близ Арбатских ворот Михаил Салтыков и Елизавета Болтина обвенчались. На бракосочетании со стороны жениха присутствовал лишь младший и любимый брат Илья. Ни маменька Ольга Михайловна, отказавшая непослушному сыну в материальной поддержке, ни другие родственники не приехали даже на свадьбу. Уверенного в себе молодого человека это не волновало, он был влюблен и счастлив!
Из воспоминаний современников мы знаем, что Елизавета Аполлоновна была «необыкновенно красивая моложавая брюнетка с серыми глазами, прелестными волосами и мягким голосом».
Позднее отношения в семье складывались не просто (а в какой семье они идеальные или простые!?). Сказывалась разница в возрасте, образовании, интересах. Он называл идеалы супруги «не весьма требовательными», светской жизни не выносил, а она была почти вдвое моложе, любила принарядиться, показаться в обществе, пококетничать. Притом, что бы не происходило, всегда была рядом, моталась вместе с ним по всей России, куда только его не бросали по службе. Нрав у него был крутой и бескомпромиссный, все в доме его побаивались, супруге же часто приходилось уступать. А он, хотя и сердился, требовал, ворчал, без своей Лизы не мог прожить и дня, всю жизнь заботился о жене и детях, никогда ни в чём им не отказывал, много и постоянно работал.
Из воспоминаний сына Константина известно, что Елизавета Аполлоновна была своему мужу «верной подругой в течение его многострадальной, скитальческой жизни. И была достойна его любви. Правда, что, будучи замечательно красивой женщиной, она любила хорошо приодеться, причесаться по-модному, любила также разные дорогие украшения, но не требовала от мужа того, чего он дать ей не мог. Безропотно следовала она за ним из Вятки в Тулу, из Тулы в Рязань и т. д., не имея нигде постоянной оседлости, безропотно сносила все его капризы, зная, что они являются результатом его болезненного состояния. А когда он падал духом, ободряла и утешала его. И он бодрился и с новыми силами принимался за свой труд. Да, много было ею сделано, чтобы сохранить России великого писателя, не раз с отчаяния решавшегося навсегда покончить с литературой. Затем, мало кто знает, какой старательной сотрудницей она являлась в его литературных трудах. Дело в том, что отец писал какими-то иероглифами, совершенно непонятными для большинства не только малограмотных наборщиков того времени, но и для интеллигентных людей. Кроме того, он беспрерывно делал выноски на полях листа бумаги, связь которых с текстом было найти довольно замысловато. Вообще, рукописи его для человека, не освоившегося с его рукой, с его методом писания, представляли нечто крайне неразборчивое. И вот мама терпеливо занималась перепиской мужниных рукописей, которые в переделанном ею виде и попадали в наборные типографий. Этот труд стоил ей почти полной потери зрения. Из изложенного ясно, что моя мать не была той пустой женщиной, о которой зря болтали досужие языки, а что она была всем своим существом предана тому делу, которому служил ее муж».
После кончины мужа в 1889 году Елизавета Аполлоновна замуж больше не выходила. Грамотно и предусмотрительно распорядилась довольно скромным наследством, благодаря чему семья не испытывала нужды. Скончалась в декабре 1910 года, пережив мужа на 21 год, их могилы рядом.
Нужно сказать, что в браке у супругов 17 лет не было детей. Константин Михайлович Салтыков в своей книге об отце рассказывает: «Мои родители были долго бездетны, а между тем, отцу очень хотелось иметь наследника, для которого ему было бы интересно работать.
Желание его осуществилось, когда он уже был в отставке и имел 45 лет от роду. Как мне передавала моя мать, мое появление на свет божий привело его в восторг. Он, как говорится, не знал, куда деваться от радости, и целыми днями пропадал из дома, разъезжая по знакомым, которым объявлял о приятном для него происшествии, говоря, что теперь он будет еще больше предаваться своему труду, чтобы я в будущем ни в чем не нуждался и не должен был бы в свою очередь заниматься тяжелой литературной работой.
Через одиннадцать месяцев родилась моя сестра. Ее рождение уже не было встречено моим отцом с той же экзальтацией, хотя и оно доставило ему радость. Он, наконец, был отцом, да еще вдобавок двоих детей, что ему и во сне раньше не грезилось».
Таким образом, 1 февраля 1872 года в семье Салтыковых родился первенец – сын Константин, который был желанным и долгожданным ребенком.
Щедрин на радостях делился этим важным событием со своим другом поэтом Николаем Некрасовым: «Родился сын Константин, который, очевидно, будет публицистом, ибо ревет самым наглым образом».
Один из современников вспоминал: «Когда у Салтыкова родился первый ребенок, суровый сатирик до забавности сиял радостью и счастием. Даже самые дорогие для него в жизни интересы, литературные, на время как бы отступили на второй план. Со свойственным ему оригинальным юмором он рассказывал о своем сыне. О том, что он делает теперь (не особенно великие дела, как догадывается читатель) и чем он будет впоследствии (непременно писателем). Это было забавно и вместе с тем трогательно».
Через год в семье родилась девочка. Рождение дочери Лизы стало очень счастливым событием для родителей, но, как уже упоминалось, самим писателем было воспринято гораздо спокойней.
А вообще, нужно сказать, у Салтыкова-Щедрина было самое трогательное отношение к детям, часто он их идеализировал и всегда верил, что они станут необыкновенными, выдающимися. И сына, и дочь он безмерно любил и не мог долго без них находиться. Если же они куда-то уезжали – безумно скучал, волновался, почти каждый день писал им трогательные письма. Если, не дай Бог, заболевали, то совершенно ничем не мог заниматься, только сидел около них и страшно переживал.
Как вспоминают гости Салтыковых, дети были очень избалованы, родители им ни в чем не отказывали. Детские комнаты были забиты игрушками, а сами они всегда с апельсинами и шоколадками.
Елизавета Аполлоновна, когда понимала, что баловство ничего, кроме вреда не приносит, оправдывалась – ну что же делать, ведь у меня всего двое детей, если бы было еще двое, я воспитывала бы их по-другому, я орала бы на них с утра до вечера.
При этом, дети строго-настрого усвоили, что нельзя шуметь и мешать отцу, когда он работает, пишет важные книги в своём кабинете.
На детей родители средств не жалели, обеспечили им хорошее домашнее воспитание и образование. Нанимали лучших учителей по музыке, танцам, рисованию. Дети свободно изъяснялись на трёх языках: немецком, французском, английском.
Всё время, пока Лиза и Костя учились в гимназии Михаил Евграфович, принимал живейшее участие в их учебных занятиях, часто помогал при выполнении домашних заданий, особенно письменных работ по русскому и литературе. Чаще всего получал тройки, а то и двойки, что его страшно возмущало. И об этом ходили легенды.
Вот небольшой забавный отрывок из воспоминаний подруги и одноклассницы Лизы – Софьи Унковской: «Живо помню, что он следил за тем, как идет преподавание у нас в гимназии: одними учителями был доволен, других недолюбливал, особенно раздражал его наш учитель русской литературы и словесности – Василий Константинович Дружинин. Щедрин критически относился к темам, которые тот давал нам для домашних сочинений, так как ему самому приходилось помогать дочери, а часто и прямо писать за нее: «Ну, какой черт может написать на такую тему? — бранился он. — “Язык народа — хранитель его славы”.
Ну что тут напишешь? Того и гляди, двойку опять поставят. Скажите ему, что он болван из болванов, а то еще лучше — позовите его ко мне, я его отчитаю как следует и скажу: “Когда же, милостивый государь, я у вас из тройки с минусом вылезу?”»
Дочь его обыкновенно со страхом отвечала: «Этого только не делай, папа, он рассердится, и будет ставить мне единицы».
Интересно, что она никогда не обвиняла учителя за дурной балл, а наоборот, сердилась на отца, что он написал не так, как следует, и все-таки отец снова брал перо в руки и писал, получая нередко три с минусом».
Как известно, в семье Салтыковых очень любили театр, у них даже была своя ложа в Петербурге. Большим театралом стал Костя, который и сам как режиссер часто устраивал домашние спектакли и заставлял родителей и воспитателей просматривать эти постановки по многу раз.
Образование Константин получал сначала в Петербургской казенной, а затем в частной гимназии Гуревича, учился всегда не особенно хорошо. Как он сам любил подчеркнуть, что успевал не лучше своего друга Федора, сына Достоевского. Ещё Константин Салтыков вспоминал, что отец всячески урезонивал получше учиться, угрожая, что, в случае если выгонят из гимназии, отдаст его пасти свиней.
Совершенно Косте не давался греческий язык, экзамен по которому он так и не сдал, в результате отцу пришлось перевести сына в Царскосельский лицей, где сам когда-то учился и где греческого языка не было. Но и в Лицее полного курса любимый наследник не закончил. «Константин хотя и умен, но ленив и разгильдяй» — с горечью писал Салтыков своему другу.
Писателя не стало, когда младшему Салтыкову было всего 17 лет. Именно любимому сыну Михаил Евграфович адресовал своё последнее письмо, которое можно считать завещанием: «Милый Костя, так как я каждый день могу умереть, то вот тебе мой завет: люби мать и береги ее; внушай то же и сестре. Помни, что ежели Вы не сбережете ее, то вся семья распадется, потому что до совершеннолетия вашего еще очень-очень далеко. Старайся хорошо учиться и будь безусловно честен в жизни. Вот и все. Любящий тебя отец.
Еще: паче всего люби родную литературу, и звание литератора предпочитай всякому другому».
Большую часть своей жизни Константин Салтыков прожил в Пензе. В 1907 году он был назначен туда чиновником особых поручений в региональное подразделение Министерства земледелия и государственных имуществ – Пензенско-Симбирского управление. Всегда интересовался журналистикой, постоянно публиковался в региональной прессе: много писал о театре, о местной жизни предреволюционной России. Родственную связь с великим отцом никогда не афишировал.
В Пензе он начал писать и свою единственную книгу «Интимный Щедрин» – это домашние, семейные, личные воспоминания об отце. Книга вышла в 1923 году и подверглась строгой критике пролетарских писателей, которые ждали образ революционного демократа, отмеченного Лениным.
От советского государства Константин Михайлович получал небольшую персональную пенсию. Жили с женой очень скромно, часто сводили концы с концами, детей не было. На исходе НЭПа ему предложили квартиру в Ленинграде и повышенную пенсию.
Перед отъездом из Пензы Константин Салтыков подарил свою книгу воспоминаний об отце местной библиотеке. Автограф на книге датирован 21 мая 1928 г.
В Петербурге он прожил всего 4 года, постоянно борясь с разными недугами: «Я унаследовал от отца не его могучий талант, а только одни его болезни» — писал Константин. 16 июня 1932 года Константина Михайловича Салтыкова не стало. Как и завещал, похоронен рядом с отцом в Петербурге на «Литераторских мостках» на Волковом кладбище.
О дочери М. Е. Салтыкова-Щедрина известно немного. В детстве Лиза радовала родителей своими успехами в гимназии и отец ею не переставал гордиться.
До революции жила в Петербурге. По воспоминаниям близких мы знаем, что Елизавета Михайловна Салтыкова была удивительным человеком: очень терпеливая, добрая, бескорыстная, интеллигентная, блестяще образованная.
Первый раз она вышла замуж в 1892 году за барона польского происхождения Николая Александровича Дистерло, от которого родила дочь Тамару. В 1899 году они расстались. Второй брак в 1900 году с американским итальянцем маркизом Эженом Адольфовичем де Пассано (Эжен де Пассано). В 1904 году у них родился сын Андрей. После революции Елизавета Михайловна с мужем и сыном уехали из России, собирались ненадолго, но оказалось навсегда. Она умерла в 1927 году. Похоронена в Париже на кладбище Пер-Лашез
Дочь же Елизаветы Михайловны Салтыковой от первого брака – Тамара Дистерло из России вместе с матерью не уехала.
Именно она, Тамара Николаевна Дистерло, по мужу Гладыревская, успела передать в Государственный Литературный музей совершенно уникальные семейные фотографии, именно ей мы обязаны тем, что можем рассматривать изображения любимых детей писателя. Уместно и необходимо вспомнить здесь о трагической судьбе единственной внучки Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, Тамары Николаевны Гладыревской.
Родилась Тамара в 1898 году в Петербурге. Её отцом, как упоминалось выше, был генерал царской армии Николай Александрович фон Дистерло, его не стало в 1920 году. С шестнадцати лет Тамара начала жить и зарабатывать самостоятельно. Она давала уроки иностранных языков, поскольку блестяще знала английский, немецкий, французский, итальянский. Во время первой мировой войны пошла на фронт сестрой милосердия. В 1920-е годы работала переводчицей в Казани в американской организации помощи голодающим.
В 1930-е годы жила в Москве, много работала: в Научно-экспериментальном институте медицины и одновременно на Кунцевском военном заводе переводчицей. Были они вполне счастливы с мужем Александром Ильичом Гладыревским, который удочерил её девочек от первого брака Елену и Софью.
Когда в наше время стало можно об этом говорить, дочь Елена рассказала журналистам о семейной трагедии. В марте 1938 года, в воскресенье, Тамару Николаевну вызвали на военный завод, где она переводила технические тексты. Она нисколько не удивилась, что это был выходной день, и спокойно пошла на работу. Ей было всего сорок лет, дочерям двадцать и двадцать два. Ушла и не вернулась. Девочки вместе с отцом, как не пытались, ничего не могли узнать о её судьбе.
Много позже стало известно, что Тамара Николаевна была арестована по статье № 58 и приговорена к 10 годам заключения без права переписки (по тем временам это означало расстрел). Не помогло и то, что она была внучкой классика русской литературы, писателя-демократа, которого высоко ценил и цитировал Ленин. В августе 1938 года Тамару Николаевну Гладыревскую расстреляли на Бутовском полигоне, в 1956 году реабилитировали за отсутствием состава преступления.
После всех грозных исторических событий и многочисленных переездов в семейном архиве Салтыковых очень мало сохранилось подлинных документов. Тем важнее бесценные фотографии, которые Тамара Николаевна в январе 1934 года успела передать в Государственный Литературный музей. В музейной книге поступлений, книге учёта есть запись, сделанная 9 января 1934 года рукой Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, основателя Литературного музея. ЗАПИСЬ о том, что у Т. Гладыревской приобретены материалы о Салтыкове-Щедрине за 40 рублей. (Видимо были нужны деньги…)
По своей значимости, переданные в музей фотографии уникальны. К тому же важно отметить, что они числятся среди тех материалов, которые положили начало богатейшему собранию Государственного Литературного музея, создававшегося в начале 30-х годов.
В Литературном музее хранится замечательная коллекция очень интересных прижизненных фотографий и самого писателя. Его портреты сделаны в разные годы известными в 19 веке мастерами. Но это отдельная тема.
Разглядывая же фотографии любимых детей М. Е. Салтыкова-Щедрина, необходимо знать ещё один любопытный момент из воспоминаний сына писателя Константина Михайловича Салтыкова: «Отец, уезжая сниматься, обыкновенно брал с собой меня или сестру, а то и обоих вместе и таким образом фотограф снимал нас заодно, но замечательно, что ни разу он не снял нас вместе с папой».
Вот такая интересная и грустная семейная история…
ФОТОГРАФИИ
Константин Салтыков. Петербург. 1874 Фотография Р. Бейера (На обратной стороне надпись: «Костя Салтыков. 1874 года. 2 года ½ месяца») |
Лиза и Костя Салтыковы. Петербург. 1881 (8 и 9 лет) Фотография К. И. Бергамаско. Сепия |
Елизавета Салтыкова. Петербург. 1882 Фотография К. И. Бергамаско/td> |
Елизавета Салтыкова. Петербург. 1884. Сепия. В овале. Фотография Г. Деньер На обороте автограф: «Дорогой моей подруге Соне Унковской…» |
Елизавета Салтыкова. Петербург. 1887 Фотография К. А. Шапиро |
Елизавета Салтыкова. Петербург. 1888 Фотография К. А. Шапиро |
Елизавета Салтыкова. Париж. 1896 Фотография Reutlinger |